По материалам описей 1820-х гг.   

Андрей Пилипенко

В фонде 737 Центрального Исторического архива г. Москвы: среди документов Серпуховского духовного правления — выделяется примечательная группа ризничных описей, относящихся к 1820-1822 гг. Её составляют 11 архивных дел — описания убранства пяти городских и шести сельских храмов Серпуховского благочиния, а именно: Ильинской, Сретенской, Покровской, Воскресенской и Распятской церквей г. Серпухова; Николаевской церкви с. Бутурлино, Флоро-Лаврской с. Игумново, Ильинской с. Турово, Казанской с. Новинок, Николаевской с. Карповского и Борисо-Глебской церкви с. Енино [1]. Всякому, кто сколько-нибудь знаком со структурою приходов Серпуховского благочиния, очевидно, что, хотя данный комплекс документов далеко не полон (к тому же опись Распятского храма в настоящее время требует реставрации – т. е. это архивное дело недоступно для пользования; без определённого срока) — он служит весьма презентабельным источником: знакомя нас с украшением ряда интересных храмов, расположенных в различных местах г. Серпухова, а также компактной группы сельских церквей в юго-восточной, приокской части уезда – в определённый исторический период.

Описи подобного рода известны с XVIII столетия – в частности, их неизменно требовали от храмоздателей епархиальные власти при решении дел об освящении новопостроенных храмов. По доступным нам материалам церковной истории г. Серпухова, впервые такое описание упоминается в 1745 г.: в связи со строительством на посаде Вознесенской церкви [2]; самый же ранний экземпляр, дошедший до нас непосредственно – это вещевая опись вновь устроенного в Богоявленском храме придела во имя Св. Димитрия Ростовского от 6 ноября 1760 г.[3].

К сер. 1770-х гг. в Московской епархии была уже осознана необходимость  обязательной инвентаризации каждого действующего храма. Занявший в 1775 г. столичную кафедру архиепископ, затем митрополит Московский Платон (Левшин) сразу и энергично взялся за реализацию данного порядка. Указом от 2 августа 1776 г. он обязал всех подначальных ему приходских священников совместно с выборными из числа их паствы людьми, под контролем благочинных, составить описи имущества своих храмов и впредь хранить их в ризницах. В следующем году священникам или, по доверенности прихожан – церковным старостам, предписано было каждые полгода чинить осмотр ризнице и всей церковной утвари – и об их состоянии доносить в консисторию [4].

Начинание митрополита Платона с большей или меньшей активностью развивалось в последующие десятилетия. Несомненно, 1812 г.: тяжкий ущерб, нанесённый неприятельским нашествием множеству русских храмов, от сельской церкви и до кремлёвского собора – должен был стимулировать старания церковных властей по сохранению уцелевших ризниц. Как бы то ни было, в течение 1-ой трети XIX в. описи церковных и ризничных вещей стали  обязательным  приходским документом: с 1829 г. графа об их наличии (-пункт 14) включена в клировые ведомости, ежегодно представляемые приходами в местные духовные правления [5]. Как видно из этих источников, среди ризничных описей Серпухова и его округи во 2-ой четверти XIX в. встречались лишь единичные экземпляры, составленные до 1820 г. – и исключительно в сельских церквах [6]; преобладали же описи, выданные в начале 1820-х гг., духовенству и старостам приходских храмов — Серпуховским духовным правлением по указу из Московской консистории [7]. К данному большинству и относятся интересующие нас документы.

Все они имеют вид переплетённых книг, прошнурованных и скреплённых печатью Серпуховского духовного правления — которые были выданы Правлением приходским священникам с причтом и церковным старостам,  в период с 20 сентября 1820 по 10 января 1822 г. – в основном же в течение осени 1820 года. «Описи церковному имуществу и ризничным вещам»: составленные указанными лицами «под смотрением» благочинных — заверялись затем членами Серпуховского духовного  правления: соборным протоиереем Стефаном Бортниковским либо градским благочинным — священником церкви Распятия Господнего Иаковом Иоанновым. В основном это документы неплохой сохранности – только у описи городской Сретенской церкви утрачено окончание: не более одного — двух листов.

Заполнение  книг, как правило, единовременно: все изученные нами описи были составлены между июлем 1821 и 1822 гг. – но г. о. в продолжение лета-осени 1821. Исключением здесь является описание серпуховского Ильинского храма: основной текст которого, 1821 г., имеет многочисленные пометки и приложения, относящиеся к временам вплоть до 1848 г. В них мы находим сообщения об утрате, перемещении из храма в ризницу, или «упразднении за ветхостью» ряда описанных ранее предметов;  о поступлении в храм нового убранства, в 1821/31 и 1842 гг.; о покраске и росписи церковных стен в том же1842 г. и, наконец — о передаче ряда облачений из Ильинской церкви в Николаевский храм с. Бутурлино (1847) и Казанский — с. Кишкино, Серпуховского уезда, ныне Ступинского р-на  Московской обл. (1848). Эта особенная информативность Ильинской книги нуждается в объяснении. Надо полагать, описи церковного имущества вообще составлялись в двух экземплярах: один из которых хранило местное Духовное правление, другой же (в полном соответствии с помянутым указом архиепископа Платона1776 г.) находился в церковной ризнице. Причём первый экземпляр не подвергался корректировке (таковы по большей части рассмотренные нами описи из фонда Серпуховского духовного правления); экземпляр же, хранимый в ризнице — использовался как «рабочий» при регулярных сверках церковного имущества, он неоднократно правился и дополнялся. Принимая эту гипотезу, мы можем интерпретировать опись имущества Ильинской церкви как «ризничный» экземпляр – который при каких-то обстоятельствах (например, по ошибке) — поменялся местами с «правленским».

Хронологические рамки вещевых описей серпуховских церквей весьма впечатляют. Заведённые в  нач. 1820-х гг., они оставались действительными, большей частью, до рубежа 1850-х/60-х [8]. К этому сорокалетию стоит ещё прибавить сроки службы  описываемого церковного убранства – их мы можем оценивать лишь приблизительно. Единственной рубрикою, по которой в описях, как правило, дана датировка — являются книги. Основная их часть относится ко 2-ой пол. XVIII в., но от 1/5 до 1/6 части церковных библиотек составляют издания 2-ой пол. XVII / 1-ой пол. XVIII столетий. При этом речь идёт почти исключительно о книгах «служебных» — которые в процессе действования храмов постоянно находились в работе. Исходя из этого, предметы утвари и облачения следует оценивать как в целом  единовременные книгам; описываемые иконы могут быть и  намного древнее. В описании убранства Воскресенского храма можно опознать ризы с лицевыми шитыми оплечьями: вклад купчихи Прасковьи Васильевны Кишкиной, сер. XVIII в.[9] и резной напрестольный крест: пожертвованный серпуховским пушкарём Иваном Федоровым сыном Сериковым в 1667 г.[10].  Таким образом,  «время большой длительности» (Ф. Бродель) той картины богослужебной жизни серпуховичей, на общем фоне культуры города и его округи — которую нам открывают ризничные книги нач. 1820-х гг. — в целом охватывает  от 100 до 200 лет: со 2-ой пол. XVII  до сер. XIX вв.

Рассмотрим эту картину детально. Предлагаемый  доклад имеет целью подытожить результаты сравнительного анализа документов: выделив особенно яркие, или же, напротив того — характерные факты культурной истории Серпуховского края.

В основу нашего обозрения положена собственная структура серпуховских ризничных описей.  Все они составлялись по определённой, «Высочайше одобренной»[11] форме – хотя и строгого композиционного единообразия меж ними нет. При этом наиболее обстоятельна опись Сретенского храма г. Серпухова, разделённая на  следующие главы:

         1) об убранстве престола и жертвенника главного алтаря,

         2) «О Благословящих крестах»,

         3) «О <литургических> сосудах»,

         4) «О <напрестольных> Евангелиях»,

5) «О разных вещах»: описаны запрестольные образ  и   крест;   различная:  помимо

литургических сосудов — алтарная утварь, а также мебель, находящаяся  в алтаре,

6) «О ризах»,

7) «О подризниках» и «о поясах»,

8) «О Епитрахилях»,

         9) «О стихарях»,

10) «О орарях»,

11) «О поручах»,

        12) «О покровах <т. е. воздухах>»,

        13) «О Иконостасе»: описывается также убранство и утварь пространства четверика,

        14) «О приделе»: описывается убранство левого придельного алтаря  Свв. Козьмы и Дамиана – в том же порядке, что и главного церковного алтаря,

15) «О <придельном> Иконостасе» — описывается предалтарное убранство придела целиком.

        16) об иконах пока ещё не освящённого правого придела Толгской Божьей Матери,

17) «О Поджвижных<-выносных?> образах»,

        18) «О книгах» —

в утраченном же окончании Сретенской описи, судя по другим аналогичным документам — имелась ещё рубрика, посвящённая  колокольне и колоколам. При нашем знакомстве с украшением серпуховских храмов мы будем, в общем, руководствоваться этой схемою.

В связи с убранством престолов особый церковно-археологический интерес представляют данные об антиминсах. Антиминс (вместопрестолие): квадратный плат с зашитыми внутри святыми мощами – является необходимейшей принадлежностью православно-христианского богослужения. Московским собором 1675 г. установлено было правило иметь особый антиминс на каждом действительном престоле: основном или придельном; хотя бы и освящённом архиереем. Отныне выдача антиминса епархиальными властями определённому храму приобрела характер официального разрешения совершать там Литургию — в связи с чем вместопрестолие как правило имело на себе  дату или хотя бы подпись освятившего его архиерея. Значение этих данных  для датировки церковного строительства весьма важно, однако — не абсолютно: антиминс мог выдаваться и повторно, вследствие утраты либо износа бывшего ранее. Из числа 16-ти упомянутых в серпуховских описях 1820-х гг. вместпрестолий: как при основных («настоящих»), так и придельных храмах — содержание надписей вообще приводится в 12-ти случаях; при этом 6 антиминсов — в Воскресенский и Сретенский храмы г. Серпухова; в сельские храмы  Турова, Карповского и Бутурлина – были выданы епископом Коломенским и Тульским Афанасием (Ивановым) в 1788-1799 гг.: явно намного позднее их строительства и освящения. Повторно данным является также антиминс нижней церкви Свв. Кирилла и Афанасия при серпуховском Воскресенском храме — освящённый митрополитом Московским и Севским Тимофеем (Щербаком) в 1759 г. Антиминсы, аутентичные времени возникновения храмов отмечены описями лишь у придельной Казанской церкви с. Бутурлино: антиминс в которую выдан в 1728 г. и освящен митрополитом Фиваидским Арсением [12]; Казанской церкви с. Новинок и Никольского её придела: здесь антиминсы освящены епископом Подонским и Сарским Илларионом (Григоровичем) [13], — и в то время ещё совсем новые, антиминсы придела иконы Божьей Матери Утоли моя печали при Покровской церкви г. Серпухова: печатанный в 1800 г.[14],  и придела Св. Саввы Сербского при Флоро-Лаврской церкви с. Игумнова — выданный епископом Дмитровским Августином (Виноградским) [15].

В каждом из храмов описями зафиксировано по нескольку напрестольных крестов: в серпуховских церквах их было от 2-х до 4-х, а в сельских – по 2-3 креста. При этом в городских храмах обычны кресты серебренные и позолоченные; в сельских — нередки также медные кресты: как с серебрением, так и без него. И в сельских, и в самых богатых городских церквах имелись и деревянные, обложенные металлом, кресты с резьбою или росписью; в числе их, видимо, был и уже названный крест — вклад И.Ф. Серикова 1664 г.: на престоле нижней, Кирилло-Афанасьевской церкви при Воскресенском храме г. Серпухова [16]. Примечательную деталь убранства Екатерининского придела серпуховского Ильинского храма некоторое время составлял «благословящий крест» из хрусталя: разбитый по неосторожности местным священником  в период 1820-х/40-х гг.[17]. Особо ценными были кресты-реликварии, со святыми мощами внутри — таковых отмечено по два в городских Воскресенском и Сретенском храмах; по одному – в Ильинской церкви Серпухова и в Казанской церкви с. Новинок.

В разделах описей, посвящённых литургическим сосудам характерны упоминания о наличии: в придельном храме с. Бутурлино а также в церквах сёл Турово и Енино,  помимо обычных для всех церквей серебряных — потира, дискоса, звездцы, лжицы и двух блюдец – ещё подобного же комплекта предметов оловянных [18]. Как это видно из консисторских указов сер. XVIII в., вновь освящаемые храмы надлежало обеспечивать серебренными богослужебными сосудами, «а по необходимой нужде оловянными из чистого олова» [19]. Видимо, в названных выше небогатых сельских приходах оловянные сосуды были заведены вначале, в силу данного послабления — в дальнейшем же заменены серебренными и сберегались в церковных ризницах.

Напрестольные Евангелия, в качестве предметов священных – отделены в описях от прочих книг и составляют рубрику, общую с алтарной утварью. При каждом из храмов упомянуто обычно по нескольку таких Евангелий: видимо, в т. ч. и отслуживших свой век; хранящихся в ризницах — между прочим есть издания 1688, 1693 и 1694 гг.[20]. В описании их украшения интересна такая деталь как  «звёзды»: у двух напрестольных Евангелий серпуховского Сретенского храма матерчатая расшитая звезда, должно быть, служила корешком закладки: состоявшей из трёх тафтяных лент [21].

Среди описаний убранства и обстановки церковных алтарей примечательны данные о таких нечастых   украшениях как сени (балдахины) над престолами. Они показаны в обоих алтарях Воскресенского и основном — Ильинского храмов г. Серпухова: деревянные, резные, с позолотою. Сени были также устроены в основном алтаре церкви с. Бутурлино, придельном — с. Карповского: деревянные, простой «столярной» работы — и в обоих алтарях сельской церкви в Новинках: тафтяные, с мишурной бахромою [22]. Для отдыха священнослужителей только в Серпухове, в основном и придельном алтарях Сретенской церкви — имелись кресло и стул, и в главном алтаре городской Покровской церкви также — «стуло» [23]. Зато непременной мебелировкою всех алтарей были шкаф или комод — служившие собственно ризницей: хранилищем богослужебных одеяний и покровов [24].

Собрания церковных облачений отражены в описях  с особенной полнотою. В среднем городском храме имелось по 20-25 священнических риз,  по 4-6 подризников, 5-10 епитрахилей,  10-20 пар поручей, 10-20 стихарей и 5-10 орарей. Исключительно богатой ризницей при этом располагал Сретенский храм г. Серпухова, имевший  до 1804 г. двойной штат служителей [25]: одних риз там было 40 — хотя до четверти их признавались поношенными или ветхими [26]. В сельских  же  ризницах обычную норму составляли 5-7 риз, 2-3 подризника, 2 епитрахили, 7-9 пар поручей, 3-5 стихарей и столько же орарей. Эти последние, будучи дьяконским облачением, имелись не везде – однако они хранились при многих городских и сельских храмах, в штатах которых дьякона не состояло. Среди сельских церквей особенно хорошо был обеспечен ризницей храм в Игумнове — в нач. 1820-х гг. бедный и малоприходный, он, тем не менее, располагал 9 ризами (в т. ч. 4 парчёвыми), 3 подризниками, 10 епитрахилями, 13 парами поручей, 4 стихарями и столькими же орарями. Всё это было спасено жителями села при ночном пожаре старой церкви в июле 1798 г.[27].

Предметом особого престижа для каждого из храмов являлись священные облачения из парчи. В городских церквах таковые составляли основную долю риз и стихарей. В храмах города также имелось по 2-3 облачения плисовых: там почти обязательными были ризы и стихарь из чёрного плиса — очевидно, для великопостных и заупокойных служб. В сельских храмах обычно было по 2-3 парчёвых ризы и по такому же стихарю, но преобладали облачения из шёлковых тканей: тафты, штофа, «гарнитура» (гродетура). Не были на селе редкостью и хлопчатобумажные стихари — но одна из риз в церкви с. Енино: «бумажной выбойки», т. е. из набивного холста – действительно, представляла  собой исключение — редкое и, видимо, нелестное для прихода. От этой ризы избавились при первой благовидной возможности — в ней был погребён умерший в период составления описи местный священник Василий Петров [28].

Обычными путями поступления облачений в храмы служили, во-первых — частные вклады и, кроме того — передача излишков одеяний из одного храма в другой, по распоряжению церковных властей — например, в 1847-1848 гг.: 42 предмета богослужебных одежд,  по указу Московской консистории,  были переданы из Ильинской церкви г. Серпухова в сельские храмы Бутурлина и Кишкина [29].

При таких условиях облачения священнослужителей чаще всего были разнородными, составленными, по принципу «с миру по нитке» —  из предметов различного  происхождения и материала. Среди обилия зафиксированных в ризничных описях облачений можно выделить лишь единственный комплекс вещей идентичных как по роду и цвету ткани, так и по отделке: это риза, подризник, епитрахиль, и поручи для священника;  стихарь и орарь для дьякона, а также комплект покровцов для Св. Даров – всё из «хорошей» золотно-серебренной парчи и светло-зелёного атласа, с дополнением рытого бархата; украшенное шитьём с блёстками — чьё-то щедрое пожертвование в ризницу серпуховской Сретенской церкви [30]. В ряде случаев заметна ещё  гомогенность  иерейских риз и дьяконского либо причётнического стихаря: как видно, изготовленных вместе, по единому заказу, однако — не более того.

Расцветка облачений была разнообразной и, по-видимому, также произвольной. В каждом из описанных храмов имелись белые, голубые, красные облачения; кроме того — в городских церквах непременно были золотые (жёлтые), и чёрные одеяния, в сельских же – зелёные. (В городских описях зелёный цвет относительно редок; возможно, что на селе он служил дешёвым замещением золота парчи). Менее, но всё же широко распространёнными в городе и в сёлах были облачения малиновые; в городе — розовые, лиловые, «сизые», «кофейные» (тёмные коричнево-зелёные, с лиловым оттенком). Встречались также «жаркие» (оранжевые) и «болотные» ризы.  Трудно сказать, насколько в то время соблюдалось соответствие определённого цвета облачений – определённым церковным службам. О возможности существования такого порядка говорит уже помянутое наличие при всех городских храмах чёрных (траурных) риз, а также то, что описью Ильинского храма г. Серпухова все ризы красного (мученического) цвета отнесены специально к приделу Великомученицы Екатерины [31]. С другой стороны, как уже говорилось, цельный комплект одноцветных облачений встречается в описях лишь единожды, скорее как исключение. Полная гамма «литургических цветов» могла быть достижима только в отдельных городских храмах с богатыми ризницами — как Воскресенский и Сретенский. Но именно при этих церквах значатся, например, красные ризы с белым оплечьем и голубым подольником; жёлтый стихарь с красными оплечьями, голубыми нарукавниками и светло-зелёным подольником [32]:  облачения, пестроту которых трудно как-то систематизировать.

При описании ризницы церкви с. Новинок упомянут необычный род украшения священнических  фелоней – скрижали: таковые имеют 3 из 10 принадлежащих этому храму риз [33]. Вообще-то, скрижалями называются особые прямоугольные нашивки на полах мантии (но не богослужебных риз) архиерея и архимандрита. Село Новинки известно с начала XVII в. как вотчина серпуховского Высоцкого монастыря; вполне возможно, что в его церковь до1764 г. были переданы из монастыря какие-то архимандричьи облачения.

Из числа упомянутых в описях церковных иконостасов — городские все были вызолочены и украшены резьбою, с особенной щедростью – в Воскресенском и Сретенском храмах. В сельских же церквах преобладали иконостасы более скромной, «столярной» работы — но вновь устроенные алтарные преграды в церквах сёл Игумнова и Карповского были с резьбою [34]. В городских  храмах преобладали высокие, 5-6-рядные иконостасы, в Ильинской церкви даже придельный иконостас имел 4 яруса икон — которые были ещё увенчаны скульптурной композицией Распятия с предстоящими [35]. Для сельских же церквей более обычны 3-4-ярусные иконостасы. Среди  изображений на боковых алтарных дверях, помимо обычных икон архангелов, святых дьяконов Стефана и Лаврентия — следует отметить аллегорические образы Нового и Ветхого завета: «Ветхия и Новыя Благодати» [36] — в городских храмах Воскресения и Сретения, а также икону Св. Христофора — на северных дверях придельного иконостаса в с. Игумново [37].

Главный иконостас городской Покровской церкви был устроен заново в 1818 г.: гладкий, «без тумбов», с изображениями херувимов, позолоченный и расписанный красками [38].

Выбор икон в иконостасах и вообще в храмовом пространстве был вполне традиционным — но некоторые образа: обычно — иконостасные  местного ряда, без сомнения, играли в убранстве своего храма особую мемориальную роль. Таковы были местные иконы преп. Пафнутия Боровского в храме с. Енина [39] — известного с 1627 г. как вотчина Пафнутьева-Боровского монастыря; Свв. Исакия и Мавры в храме с. Бутурлина: патрональная икона храмоздателей — имена которых были записаны в Синодик 1802 г.[40]. Также местнозначимыми, видимо, являлись образы: Свв. Бориса и Глеба — в Кирилло-Афанасьевской церкви при  Воскресенском храме Серпухова [41]; Святителей Гурия Казанского и Варсанофия Тверского — слева в трапезе городского Сретенского храма [42]; Св. Алексия человека Божия — в местном ряду иконостаса серпуховского Покровского храма [43]; «Мученика Феодора»: на обороте запрестольной иконы, и также в трапезной — Никольской церкви с. Карповского [44].

В Борисо-Глебской церкви с. Енина Царские врата и образа иконостаса были исполнены в оригинальной технике резьбы по левкасу [45].

Описи 1820-х гг. проливают некоторый свет на интересную тему культовой скульптуры Серпуховкого края. Обыкновенным завершением церковных иконостасов были резные группы «Распятия с предстоящими» — но в Ильинском храме г. Серпухова  там располагалось резное же «Вознесение Господне» [46]. В данном храме до сих пор сохраняются изваяния, бывшие там по описи 1821 г.:  фигуры Свв. Марии Магдалины и Лонгина Сотника, помещённые тогда в трапезной, а в местном ряду придельного иконостаса – скульптура Страстной Богородицы. Завершением того же придельного Екатерининского иконостаса служило Распятие с предстоящими, Богоматерью и Иоанном Богословом [47]. Как видно из правок Ильинской описи, два последних памятника оказались затронутыми кампанией против церковной скульптуры после указа Св. Синода от 2 июля 1835 г.: фигуры Распятия в 1837 г. «сняты и пущены на воду»; образ Страстной Богоматери в 1842 г. заменён живописным [48]. При городском Воскресенском храме также имелись резные изображения: в праздничном ряду иконостаса – Спасителя, и за правым клиросом нижней церкви Свв. Афанасия и Кирилла — Святителя Николая (обложенное серебром) [49]. В Сретенском храме карнизы трёх ярусов главного иконостаса  украшали резные изображения: Св. Духа, Господа Саваофа и Распятия [50]. Возможно, скульптурными также были: композиция «Снятие со креста» — в  завершении иконостаса Воскресенского храма; изображение Христа в темнице — в местном ряду придельного иконостаса серпуховской Покровской церкви [51]. Вне г. Серпухова, помимо иконостасных Распятий, описями зафиксирован лишь один памятник культовой  скульптуры:  изваяние Христа в темнице — в трапезной храма с. Карповского [52]. Однако и его есть основание считать памятником городской культуры — с. Карповское, где с 1750-х гг. годов действовала бумажная фабрика Кишкиных, контактировало с Серпуховом много теснее других окрестных сёл.

Относительно настенных росписей серпуховских церквей из описей  известно, что в Ильинском храме в 1842 г. на стенах были «в приличных местах написаны изображения Святых»; Воскресенская (верхняя) церковь к 1820-м гг украшена была «живописными разными изображениями», а в Сретенском и Покровском храмах стены «расписаны притчами и страданиями Господними», причём в последнем – в 1789 году [53]. Росписями также были украшены храмы сёл Турова: «три Страсти Господни» — по стенам, обитым холстом, и Енина:  изображение Господа Саваофа — «в кунполе» [54].

Библиотеки храмов г. Серпухова и его округи насчитывали обычно от 20 до 40 книжных заглавий. Мы уже говорили  об этих собраниях — в связи  с общей датировкой предметов, показанных в описях; напомним, что они носили чисто утилитарный характер:  состоя почти исключительно из богослуженых книг. Только в сельских храмах: видимо, как раз в силу их изолированности от других центров книжности – можно было встретить ещё сочинения древних или новых богословов: так, в Бутурлино мы находим труды Иоанна Златоуста, Иоанна Лествичника и Амвросия Медиоланского; в Новинках – Стефана Яворского и Димитрия Ростовского [55].

Как видно из описей, в начале 1820-х гг. на звонницах храмов г. Серпухова висело по 6-7 колоколов, среди которых особенно выделялся большой колокол Воскресенской церкви весом в 201 пуд 38 фунтов, т.е. более 3200 кг [56]; с сельских же колоколен звонило обычно по 4-5 колоколов.

Ныне ризничные описи серпуховских храмов большей частью потеряли практическую ценность – чему причиною утраты, понесённые нашим краем и всей страной в ХХ в. Однако именно как «список потерь» эти документы имеют важнейшее культурно-воспитательное значение. Как уникальное свидетельство прошлого нашего края, описи 1820-х гг. ждут дальнейшего исследования. Интересные результаты могло бы дать их сопоставление с Метриками, составленными серпуховским духовенством по запросам российской Академии художеств в 1880-х гг. [57]; с описями церковного имущества, сделанными по случаю регистрации религиозных обществ Серпухова и его уезда в 1920-х.[58]. Все эти ценные источники заслуживают квалифицированного издания.

Примечания:

1. ЦИАМ, Ф. 737, Оп. 1;  Дела, соответственно: 923, 924, 954, 3900, 4081; 900, 902, 3894, 3903, 3904 и 4082.
2. ЦИАМ, Ф. 737, Оп. 1, Д. 9, Л. 1об.
3. Там же, Ф. 203, Оп. 753, Д. 1307, Л. 7-8.
4. Розанов Н.П. История Московского Епархиального управления со времен учреждения Св. Синода. 1721-1821. Часть третия, книга 1, § 77, С. 112.
5. Научный архив СИХМ. Ф. IV, Д. 67, № КП 237, Л. 1об.
6. Там же, Д. 68, № КП 240: упоминаются описи Спасского храма с. Шатово1810 г.,  Христорождественского храма  с. Телятьево и Борисоглебского с. Тишково (близ д. Дракино) – 1816.
7. ЦИАМ, Ф. 737, Оп. 1, Д. 924, Л. 1.; Д. 954, Л. 2.      
8. Научный архив СИХМ. Ф. IV, Д. 67, № КП 243, 249; Д. 68, № КП 240. Описи возобновлялись в индивидуальном порядке, вероятно — по мере ветшания прежних экземпляров; например, опись серпуховского Ильинского храма – в1847 г., Никольского храма с. Бутурлино – в 1853; городских храмов: Воскресенского – в 1857, Распятского – в 1860, Сретенского и Покровского – в 1861 гг.
9. ЦИАМ, Ф. 737, Оп. 1, Д. 3900, Л. 6 – сравни:  ЦИАМ,Ф. 454, Оп. 3, Д. 83, Л. 109об.-110.
10. Там же, Л. 20 – сравни: ЦИАМ, Ф. 454, Оп. 3, Д. 83, Л. 108об.-110.
11. Там же, Д. 67,  № КП 243, пагинация-2, Л. 15об.
12. ЦИАМ, Ф. 737, Оп.1, Д. 900, Л. 9об-10. Арсений Фиваидский – греческий митрополит, живший в Москве; в 1721-1722 гг., в составе специальной  коллегии, управлял делами Московской епархии — Розанов Н.П. Указанное сочинение. Часть первая, М., 1869. С. 9, 19, 149-151, 158.
13.  ЦИАМ, Ф. 737, Оп. 1, Д. 3903, Л. 2, 4. Илларион был митрополитом Сарским и Подонским с 1748 г., управлял в этом сане Московской епархией в 1754-1758 гг., скончался в 1759 или 1760 г. Канонизирован Русской Православной Церковью в 1987 г. — Православная энциклопедия, Том XXII, М., 2009, С. 126-127.
14. ЦИАМ, Ф. 737, Оп. 1, Д. 954, Л. 12.
15. Там же, Д. 902, Л. 4. В сане епископа Дмитровского Августин состоял с 1804 по 1814 гг.; Саввинский придел в Игумнове был освящён 11 июля 1807 г. – ЦИАМ, Ф. 203, Оп. 760, Д. 293, Л. 4.
16. См. Примечание 10.  
17. ЦИАМ, Ф. 737, Оп. 1, Д. 923, Л. 7.
18. Там же, Ф. 737, Оп. 1, Д. 900, Л. 10об.; Д. 3844, Л. 2об.; Д. 4083, Л. 2об.
19. Там же, Д. 10, Л. 1-1об. – в указе о строительстве Крестовоздвиженской церкви Серпухова от 12 декабря 1746 г.; Д. 12, Л. 1. – о возобновлении городской Ильинской церкви, от 6 апреля 1747 г.; Д. 15, Л. 1 – о  строительстве каменной Никольской церкви в с. Карповское, от 22 июня1747 г.
20. Там же, Д. 924, Л. 3об., 31; Д. 3900, Л. 2об.
21. Там же, Д. 924, Л. 3об. Аналогичная закладка для Евангелия нач. ХХ в. находится во временном хранении СИХМ: Инв. № 5092/10, в числе предметов церковной утвари и облачения, найденных в Серпухове на участке дома № 24/72 на углу ул. Залоги и Чехова — где в 1930-е гг. проживала  Елизавета Николаевна Крымова, канонизированная в числе Серпуховских новомучеников. Возможно, эти предметы принадлежали иеромонаху Андрею (Алексееву), служившему тогда в серпуховской церкви Св. Николая-в-Бутках.
22. ЦИАМ, Ф. 737, Оп. 1, Д. 3900, Л. 2об.,19об.; Д. 923, Л. 2; Д. 900, Л. 6об.; Д. 3904, Л. 7об.; Д. 3903, Л. 2об.,  4.
23. Там же,  Д. 924, Л.  5, 31об.; Д. 954, Л. 9об.
24. Там же, Д. 3900, Л. 19; Д. 924, Л. 5об.; Д. 954, Л. 8об.; Д. 900, Л. 7; Д. 902, Л. 11.
25. Там же, Д. 1079, Л. 28
26. Там же, Д. 924, Л. 5об.-11об.
27. Там же, Д. 902, Л. 6-11; Ф. 203, Оп. 208, Д. 822, Л. 1; Оп 760, Д. 293, Л. 2-2об.
28. Там же, Ф. 737, Оп. 1, Д. 4082, Л. 4.
29. Там же, Д.923, Л. 11об.-12, 21-24.
30. Там же, Д. 924, Л. 6, 12, 13, 15об.,19об., 21, 22об.
31. Там же, Д. 923, Л. 7.
32. Там же, Д. 3900, Л. 7об.; Д. 924, Л. 16об.
33. Там же, Д. 3903, Л. 4об.-5.   
34. Там же,  Д. 902, Л. 2об.; Д. 3904, Л. 8.
35. Там же, Д. 923, Л. 7об.-8.
36. Там же, Д. 3900, Л. 16; Д. 924, Л. 28-28об.
37. Там же, Д. 902, Л. 5об. Образ Св. Христофора с пёсьей головою распространяется в качестве украшения северных алтарных врат во 2-ой пол. XVII в.; самый ранний памятник этого рода: дверь иконостаса Троицкой церкви с. Кривое, в окрестностях Холмогор – ныне хранится в ГТГ. Данная иконография связана со значением северного входа в алтарь как пути покаяния и обретения утраченного рая. В этом смысле Св. Христофор: бывший до своего обращения в христианство грубым и свирепым воителем – составляет параллель Благоразумному разбойнику, также изображаемому на северных дверях русских иконостасов с сер. XVI в. – см. Найдёнова Д.В., Изображение Святого Христофора на боковых вратах иконостаса как иконографический феномен. // Санкт-Петербургский университет. Университетский историк: альманах. Выпуск 8. СПб., 2010, С. 22-28.
38. ЦИАМ, Ф. 737, Оп. 1, Д. 954, Л. 8об.
39. ЦИАМ, Ф. 737, Оп. 1, Д. 4082, Л. 3.
40. Там же,  Д. 900, Л. 8.; Ф. 454, Оп. 3, Д. 83, Л. 182об.
41. Там же, Ф. 737, Оп. 1, Д.  3900, Л. 21. – изображения святых князей, наряду с Воскресением Христовым, имелись также на хоругви Воскресенского храма: Л. 17 —  и на шитых оплечьях фелони в его ризнице: Л. 6.
42. Там же, Д. 924, Л. 33. Согласно житию, написанному на руб. XVI/XVII вв. митрополитом Казанским, а впоследствии Патриархом Св. Гермогеном , Святитель Варсанофий был сыном серпуховского священника – Волков И.А., Миссионерская деятельность уроженца Серпухова свт. Варсанофия Тверского в Казани…// Материалы четвёртой научно-просветительской православной конференции 2006 г. «Варлаамо-Афанасьевские чтения», Серпухов, 2008, С. 37-48. Местное предание связывает рождение и детские годы Варсанофия с храмом Свв. Косьмы и Дамиана, стоявшим до нач. XVIII в. на месте Сретенского. Впрочем, такая же икона была  и в Воскресенском храме г. Серпухова – ЦИАМ, Ф. 737, Оп. 1, Д. 3900, Л. 23.
43. Там же, Д. 954, Л. 9 – возможно, тезоименитый святой отца церковного старосты (в 1822 г.) купца Матфея Алексеева Зубова – который мог быть и ктитором Покровского храма.
44. Там же, Д. 3904, Л. 7, 9. – вероятно, тезоименитый святой серпуховского купца Фёдора Васильевича Кишкина, которого во 2-ой пол. XIX в. (ошибочно) считали строителем данной церкви — Ф. 454, Оп. 3, Д. 84, Л. 32об.
45. Там же, Ф.737, Оп. 1, Д. 4082, Л. 2об.-3.
46. Там же,  Д. 923, Л. 5об.
47. Там же, Л. 6, 7об.-8.
48. Там же, Л. 7об.-8 — о гонениях властей на иконостасную скульптуру во 2-ой четв. XIX в. см – Соболев Н.Н., Русская народная резьба по дереву. М., 2000, С. 189.  
49. ЦИАМ, Ф. 737, Оп. 1, Д. 3900, Л. 16, 21об.
50. Там же, Д. 924, Л. 27, 28об., 29.
51. Там же, Д. 3900, Л. 16об; Д. 954, Л.13.
52. Там же, Д. 3904, Л. 10об.
53. Там же, Д. 923, Л. 11об.; Д. 3900, Л. 19; Д. 924, Л. 30; Д. 954, Л. 2.
54. Там же, Д. 3894, Л. 4об.; Д. 4082, Л. 3об.
55. Там же, Д. 900, Л. 16-16об.; Д. 3903, Л. 6.
56. Там же, Д. 3900, Л. 25.
57. ЦИАМ, Ф. 454, Оп. 3, Д. 83, 84.
58. ЦГАМО, Ф. 2458, Оп. 1.